БИБЛIОТЕЧКА
КОПЕЙКА
Второй годъ изданія.
ТАРАСЪ ШЕВЧЕНКО.
КОБЗАРЬ.
Съ критико-біографическимъ очеркомъ
К. И. Арабажина.
ИЗДАТЕЛЬСТВО «БИБЛІОТЕЧКА КОПЕЙКА»
СПБ., НЕВСКІЙ пр. 88,
1911.
Отъ Редакцiи.
Изо всѣхъ цензуръ самая вѣроломная — дороговизна книги. Отъ души желаю успѣха «Библіотечкѣ Копейкѣ».
С. Ан-скій.
Спб. 6-го Окт. 1909 г.
Съ 1909 г. въ С.-Петербургѣ выходитъ оригинальное по своему замыслу изданіе «Библіотечка-Копейка». Книжка съ закончен, разсказомъ въ 16 стр. въ худож. обложкѣ, съ портретомъ автора, стоитъ, какъ показываетъ само названіе, одна копейка. Въ борьбѣ съ различной сыщической литературой, «Библіотечка-Копейка» выпустила цѣлый рядъ художественныхъ произведеній съ цѣлью, не столько увлечь читателя фабулой, сколь облагородить его душу, вызвать въ немъ гуманныя чувства, чувство красоты, а слѣдовательно, добра.
Велика заслуга писателя-художника, воплощающаго въ своемъ творчествѣ лучшіе образы, обращающаго свой талантъ на служеніе вѣчной, неумирающей жизни... Но, къ сожалѣнію, авторъ дѣлаетъ свое дѣло только на половину. Авторъ написалъ книгу, но ее надо провести въ широкія читающія массы. И это уже дѣло издателя. Дѣло издателя удешевить книгу, дать возможность пріобрѣтать за трудовую копейку не только «Жаръ-Птицу», но и лучшія художественныя произведенія. А это возможно, когда издатели перестанутъ смотрѣть на книгу, какъ на предметъ спекуляціи, а авторы будутъ смотрѣть на печатное слово, какъ на служеніе міру Божьимъ даромъ. «Библіотечка-Копейка» приноситъ свое задушевное, сердечное спасибо академику Вл. Михайловичу Бехтереву, писателямъ: Леониду Николаевичу Андрееву, Маріи Павловнѣ Благовѣщенской, Ивану Алексѣевичу Бунину, профес. Калистрату Ѳаллалеевичу Жакову, Борису Константиновичу Зайцеву, Григорію Спиридоновичу Петрову, Евгенiю Николаевичу Чирикову и всѣмъ добрымъ друзьямъ «Библ. Коп.», что помогли намъ въ нашемъ служеніи народу дешевой художественной книжкой.
Редакція.
Типографія т-ва «Общественная Польза»,
СПБ., Б. Подъяческая, 39.
Т.Г. Шевченко.
(1814—1861).
Тарасъ Григорьевич Шевченко, величайшій изъ украинскихъ поэтовъ, родился 25-го февраля 1814 года, умеръ 26 февраля 1861 года за нѣсколько дней до опубликованія манифеста объ освобожденiи крестьянъ отъ рабства *.
Родина Тараса Шевченка — село Кириловка, Каневскаго уѣзда, Кіевской губерніи, — живописная мѣстность, съ уютными вишневыми садиками, пріютившимися по склонамъ холмовъ и овраговъ, бѣлыми чистенькими хатками, таинственными могилами, раскиданными по полямъ, и самымъ красивымъ украинскимъ населеніемъ, испытавшимъ однако тяжесть крѣпостничества, которое для украинцевъ было тѣмъ болѣе невыносимо, что они долгое время вовсе не знали его, потерявъ свою свободу только во второй половинѣ XVIII вѣка.
Жизнь Т. Шевченка — скорбная повѣсть страданій, гнета, преслѣдованій. Тяжелая жизнь въ семьѣ у мачехи, побои, преслѣдованія, почти стихійное влеченіе къ живописи, тщетные поиски учителя «маляра», который научилъ бы искусству рисованія, затѣмъ положеніе лакея на службѣ у своего барина Энгельгардта и годы унизительной зависимости... Энгельгардтъ замѣтилъ способности своего крѣпостного и хотѣлъ извлечь изъ нихъ выгоды. Шевченко былъ отданъ въ ученье сперва «маляру» въ Варшавѣ, потомъ въ Петербургъ на 4 года, гдѣ принужденъ былъ красить крыши и стѣны домовъ. Счастливая встрѣча съ художникомъ Сошенкомъ, землякомъ Тараса, рѣшила его судьбу. Сошенко заинтересовался талантливымъ юношей, котораго замѣтилъ какъ то въ лѣтнемъ саду, въ бѣлую петербургскую ночь, съ карандашемъ въ рукѣ, рисующаго со статуй; онъ познакомилъ Шевченко съ художникомъ Брюловымъ, заинтересовалъ имъ и украинца Гребенку и самого Жуковскаго. У Шевченка былъ безспорный талантъ. Рѣшено было устроить его въ Академіи художествъ, но раньше приходилось выкупить его изъ рукъ «владѣльца». Энгельгардтъ заломилъ крупную сумму за выкупъ талантливаго «раба» — 2500 рублей. Въ апрѣлѣ 1838 года былъ разыгранъ въ лотерею портретъ Жуковскаго, написанный Брюловымъ, и Шевченко сталъ свободнымъ…
Но ненадолго. Его сторожила уже иная неволя…
Николаевская Русь не терпѣла свободныхъ.
Въ Петербургѣ Шевченко сошелся съ русскими писателями и художниками, сблизился съ земляками. Въ немъ пробудилось поэтическое дарованіе, основныя черты котораго — любовь къ родинѣ, тоска о ея славномъ прошломъ, любовь къ свободѣ и ненависть къ крѣпостному праву. Сестры и братья Шевченка, его родной народъ томились въ цѣпяхъ позорнѣйшаго рабства, и сердце поэта исполнено было скорби и негодованія.
Онъ видѣлъ, что даже болѣе либеральные изъ помѣщиковъ оставались на дѣлѣ крѣпостниками. Крестьянская жизнь представлялась ему адомъ. Его возмущали сентиментальныя идилліи, рисуемыя псевдо-народниками, изъ быта деревни.
За що, не знаю, называють
Хатыну въ гаи тыхимъ раемъ?
Я въ хати мучывся колысь
Мои тамъ слезы пролылысь
Найперши слезы...
У тій хатыни, у гаю
Я бачыв пекло!
Тамъ неволя,
Робота тяжкая, николы
I помолытысь не даютъ!..
На собственной спинѣ узналъ Шевченко всѣ ужасы крѣпостного права. Никогда не переставалъ онъ протестовать противъ рабства. Еще въ бытность крѣпостнымъ онъ чуть не подвергся унизительному наказанію за то, что громко высказывалъ свое возмущеніе безправьемъ. Однажды къ Тарасу Шевченку прислалъ письмо извѣстный украинофилъ, собиратель малорусскихъ пѣсенъ Лукашевичъ; его крѣпостной прошелъ пѣшкомъ въ суровый морозъ тридцать верстъ и долженъ былъ немедля же вернуться съ отвѣтомъ.
Глубоко взволнованный безчеловѣчнымъ отношеніемъ къ крѣпостному, Шевченко написалъ Лукашевичу, что прекращаетъ съ нимъ всякое знакомство. Либеральный баринъ и писатель не нашелъ ничего лучшаго, какъ отвѣтить, что у него триста душъ такихъ олуховъ, какъ Шевченко.
Поэтъ рыдалъ, разсказывая объ этомъ случаѣ своимъ друзьямъ.
Недолго пришлось остаться Шевченку на свободѣ и пожить свободнымъ человѣкомъ на Украйнѣ. За участіе въ кирилло-меѳодіевскомъ обществѣ, мечтавшемъ о федераціи ** и братствѣ славянъ и за свои свободолюбивые стихи Шевченко былъ отданъ въ 1847 году въ солдаты и сосланъ въ глухой уголокъ закаспійскаго края на Кавказѣ. Десять лѣтъ мучился онъ въ тяжелыхъ условіяхъ службы въ Оренбургѣ и Орской крѣпости: ему не позволяли ни писать, ни рисовать, обрекая на мучительную духовную смерть. Но и прикованный къ кавказскимъ скаламъ украинскій Прометей слалъ свои проклятія рабству и пѣлъ о свободѣ.
II.
Въ творчествѣ Т. Шевченка преобладаетъ несколько опредѣленныхъ мотивовъ. Романтической тоской о прошломъ Украйны, о ея славныхъ могилахъ, о казачествѣ и походахъ исполнены первыя произведенія Шевченка: «Иванъ Подкова», «Причинна», «Тополя», «Чигиринъ» и др. Шевченко является продолжателемъ и завершеніемъ народнаго украинскаго творчества. Для него — поэтъ — это только народный пѣвецъ — Кобзарь, который напѣваетъ сердцу божьи слова, плачетъ на родныхъ могилахъ, напоминая народу-рабу лучшіе дни свободы и борьбы, рыдаетъ вмѣстѣ съ Украйной, которая «зажурилась, какъ безталанная вдовица». Шевченко-Кобзарь вѣритъ въ великую силу слова — «огненнаго слова»; оно упадетъ когда-нибудь на землю огнемъ, слезой и раздавитъ тѣхъ, кто распинаетъ правду. Оно станетъ на стражѣ добра и свободы; слово взойдетъ на нивѣ народной добрымъ посѣвомъ (Перебендя, Неофіти и др.). Съ большой художественностью рисуетъ Шевченко послѣднія вспышки народнаго протеста въ ужасахъ гайдамаччины XVIII века («Гайдамаки»). Но изображая дикія картины вражды и ненависти малорусскаго крестьянства того времени, и ихъ борьбу съ польскими панами и арендаторами-евреями, Шевченко остается чуждъ національной розни и нетерпимости. Съ глубокимъ пониманіемъ демократизма объясняетъ онъ эту враждувъ письмѣ къ польскому писателю Залѣскому: «оттак-то ляше, друже-брате, не сытый ксендзы, магнаты насъ розлучилы, розвелы»…
Соціальныя и общественныя противорѣчія вызываютъ у поэта могучіе взрывы протеста и призывы къ борьбѣ («Заповітъ»). Онъ ненавидитъ угнетателей и «людоѣдовъ, которые наѣлись, накрали, изворовались — а чтò взяли на тотъ свѣтъ съ собой»? Шевченко былъ послѣдовательный сторонникъ полной политической свободы, равноправія людей и національностей («Сонъ», «Гусъ», «Кавказъ») славянскаго братства, мечталъ о томъ времени, когда всѣ славяне станутъ «сынами солнца правды»...
Личные идеалы Т. Шевченка были чисто патріархальные, земледѣльческіе. Семья, вишневый садочекъ, соловейко, мать съ ребенокомъ на рукахъ, родное поле. Матери и праву материнства и свободнаго чувства посвящены лучшія поэмы Шевченка: «Наймичка», «Катерына», «Видьма», «Неодиты», «Маты-покрытка», и наконецъ поэма «Марія», въ которой изображена божественная мать, выносившая міру Спасителя. Любовь рѣдко бываетъ счастлива въ поэзіи Шевченка, она приноситъ чаще страданіе, она глубоко трагична въ силу общественныхъ предразсудковъ.
Мечты о тихомъ семейномъ счастьѣ ни на минуту не убивали въ Шевченкѣ борца за правду, не угашали его мятежнаго духа, не подавляли въ немъ его любви къ родному народу и Украйнѣ.
Болѣе всего боялся онъ сна и бездѣльной покорности. «Тяжко спать въ неволѣ, въ цѣпяхъ, но еще тяжелѣ валяться на водѣ гнилой колодой и не оставить творческаго слѣда въ жизни. Лучше умереть, чѣмъ такъ жить — говоритъ Шевченко въ стихотвореніи — «Мынають дни, мынають ночи...» — одномъ изъ перловъ міровой лирики.
Въ этой мятежности духа, въ этихъ тревогахъ сердца, истекающаго кровью, въ призывахъ къ свободѣ и борьбѣ, въ благородномъ протестѣ противъ неправды, въ горячей любви къ ближнимъ и искреннемъ демократизмѣ — неотразимое обаяніе и личности Шевченка, и его творчества, обвѣяннаго духомъ народной украинской поэзіи и глубоко проникнутаго общечеловѣческими идеалами.
К. Арабажинъ.
_______
ПЕРЕБЕНДЯ ***.
Перебендя, старый, хилый —
Кто его не знаетъ?
Онъ шатается повсюду
Съ кобзой, да играетъ.
А того, кто имъ играетъ,
Люди уважаютъ:
Самъ кручинится, а людямъ
Горе разгоняетъ.
Онъ и днюетъ и ночуетъ
Въ полѣ, сиротина;
Нѣтъ избы у горемыки;
Шутитъ съ нимъ судьбина,
Издѣвается надъ старымъ,
А кобзарь ни слова;
Сядетъ гдѣ-нибудь, затянетъ.
«Не шуми, дуброва!»
Запоетъ, да и припомнитъ,
Что онъ сиротина:
Потоскуетъ, погорюетъ,
Сидя подъ лозиной.
Вотъ такой-то Перебендя,
Странный да бывалый!
Пѣснь про «Чалаго» **** затянетъ,
Кончитъ разудалой;
Въ полѣ съ дѣвками — поетъ имъ
«Гриця» да «Веснянку»;
Въ кабакѣ же съ молодцами —
«Сербина», «Шинкарку»;
Съ молодицами на свадьбѣ
(Гдѣ свекруха злая) —
Про «Тополю», «Злую долю»,
А потомъ — «У гаю»;
На базарѣ — «Лазарь» пѣсню,
Аль, чтобъ люди знали,
Запоетъ, какъ Сѣчь родную
Войски разоряли.
Вотъ такой-то Перебендя,
Старый да капризный!
Засмѣется, а окончитъ
Плачемъ, укоризной.
Вѣтеръ вѣетъ-повѣваетъ,
По полю гуляетъ.
На могилѣ Перебендя
Пѣсни распѣваетъ.
Степь широкая, какъ море,
Вкругъ него синѣетъ;
За могилою могила,
Дальше — чуть виднѣетъ...
Старый усъ съ сѣдой чуприной
Вѣтеръ развѣваетъ;
То приляжетъ и внимаетъ,
Какъ, кобзарь играетъ.
Хорошо, кобзарь мой милый,
Дѣлаешь, что ходишь
Пѣть и думать на могилу,
Рѣчи съ ней заводишь!
Приходи, пока, мой голубь,
Сердце не остыло;
Пой, чтобъ люди не слыхали,
Какъ поешь уныло.
А чтобъ люди не чуждались,
Потакай имъ, барамъ!
Скачи, враже, якъ панъ каже:
Онъ богатъ не даромъ.
Вотъ такой-то Перебендя,
Старый да капризный!
Грянетъ «Горлицу», а кончитъ
Плачемъ, укоризной.
Н. Гербель.
_______
ИВАНЪ ПОДКОВА.
1.
Было время — по Украйнѣ
Пушки грохотали;
Было время — запорожцы
Жили-пировали;
Пировали, добывали
Славы, вольной воли.
Всё то минуло — остались
Лишь могилы въ полѣ.
Тѣ высокія могилы,
Гдѣ лежитъ зарыто
Тѣло бѣлое козачье,
Саваномъ повито.
И чернѣютъ тѣ могилы,
Словно горы, въ полѣ,
И лишь съ вѣтромъ перелетнымъ
Шепчутся про волю.
Славу дѣдовскую вѣтеръ
По полю разноситъ...
Внукъ услышитъ — пѣсню сложитъ
И съ той пѣсней коситъ.
Было время — на Украйнѣ
Въ пляску шло и горе:
Какъ вина да мёду вдоволь —
По колѣна море!
Да, жилось когда-то славно!
И теперь вспомянешь —
Какъ-то легче станетъ сердцу,
Веселѣе взглянешь.
2.
Встала туча надъ Лиманомъ,
Солнце заслоняетъ;
Лютымъ звѣремъ, сине-море
Стонетъ, завываетъ.
Днѣпръ надулся. «Что жъ, ребята,
Время мы теряемъ?
Въ лодки! — море расходилось:
То-то погуляемъ!»
Высыпаютъ запорожцы —
Вотъ Лиманъ покрыли
Ихъ ладьи. «Играй же, море!»
Волны заходили...
За волнами, за горами
Берега пропали.
Сердце ноетъ; казаки же
Веселѣе стали.
Плешутъ вёсла; пѣсня льётся;
Чайка вкругъ порхаетъ…
Атаманъ въ передней лодкѣ —
Путь-дорогу знаетъ.
Самъ вое ходитъ вдоль по лодкѣ;
Трубку сжалъ зубами;
Взглянетъ вправо, взглянетъ влѣво —
Гдѣ бъ сойтись съ врагами?
Закрутилъ онъ усъ свой чорный,
Вскинулъ чубъ косматый,
Поднялъ шапку — лодки стали.
«Сгинь ты, врагъ проклятый!
Поплывемте не къ Синопу,
Братцы атаманы,
А въ Царьградъ поѣдемъ — въ гости
Къ самому султану».
— «Ладно, батька!» загремѣло.
— «Ну, спасибо, братцы!»
И накрылся.
Вновь горами
Волны громоздятся...
И опять онъ вдоль по лодкѣ
Ходитъ, не садится;
Только молча, исподлобья
На волну косится.
М. М.
_______
ТОПОЛЬ.
По дубровѣ вѣтеръ вѣетъ,
По полю гуляетъ,
У дороги стройный тополь
Долу нагибаетъ.
Станъ высокій, листъ широкій —
Что онъ зеленѣетъ?
Какъ широкое то море,
Поле вкругъ синѣетъ.
Чумаки ль проѣдутъ мимо —
Смотришь — пріуныли;
На зарѣ ль чабанъ съ свирѣлью
Сядетъ на могилѣ,
Поглядитъ — заноетъ сердце:
Возлѣ ни былины!
Одиноко — сиротою —
Вянетъ на чужбинѣ.
Кто же ростилъ его, да холилъ
На погибель злую?
Красны дѣвицы, постойте —
Все вамъ разскажу я!
Молодой казакъ дѣвицѣ
Крѣпко полюбился,
Полюбился онъ — уѣхалъ
И не воротился.
Если бъ знала, что покинетъ —
Лучше бъ не любила;
Если бъ знала, что онъ сгинетъ —
Лучше бъ не пустила;
Если бъ знала — не ходила бъ
Поздно за водою,
Не стояла бъ вплоть до ночи
Съ милымъ надъ рѣкою;
Если бъ знала!...
И то горе —
Знать, что повстрѣчаешь,
Знать впередъ, что съ нами будетъ...
Лучше, какъ не знаешь!
Не пытайте доли: сердце
Суженаго знаетъ...
Пусть болитъ, пока на-вѣки
Въ землю закопаютъ!
Вѣдь не долго вы румяны,
Пышны, бѣлолицы;
Брови — чорны, очи — кари
Не на-вѣкъ, дѣвицы!
До полудня — и завянутъ,
Брови полиняютъ...
Красны дѣвицы, любите,
Какъ сердечко знаетъ!
Чуть засвищетъ, защебечетъ
Соловей въ калинѣ —
И козакъ ужъ начинаетъ
Пѣснь свою въ долинѣ.
И поетъ, пока не выйдетъ —
Не увидитъ милой,
Не увидитъ и не спроситъ:
«Мать тебя не била ль?»
Убаюканные пѣсней,
Станутъ, обоймутся,
И — довольны и счастливы —
Снова разойдутся.
И никто у ней не спроситъ,
Сердца не пытаетъ:
«Гдѣ была ты, гдѣ гуляла?»
Дѣлаетъ, какъ знаетъ.
Красна дѣвица любила,
А сердечко млѣло:
Сердце чуяло невзгоду,
А сказать не смѣло.
Не сказало — и осталась...
День и ночь воркуетъ,
Какъ безъ голубя голубка,
А никто не чуетъ.
Соловей ужъ не щебечетъ
Въ полѣ надъ водою;
Не поетъ моя козачка,
Стоя надъ рѣкою;
Свѣтъ постылъ: ей не поётся;
Бродитъ сиротиной.
Безъ милого — какъ чужіе
Мать съ отцомъ родимымъ;
Безъ милого солнце ль свѣтитъ —
Ворогомъ смѣётся;
Безъ милого свѣтъ — могила...
А сердечко бьется!
Годъ прошолъ, другой проходитъ —
Друга не приноситъ;
Вянетъ красная, какъ цвѣтикъ...
Мать ее не спроситъ:
«Что ты, дочка, что ты сохнешь?»
Смотритъ — и ни слова,
А тайкомъ въ мужья ей прочитъ
Богача сѣдого.
— «Выходи же!» говоритъ ей:
«Вѣкъ не быть дѣвицей!
Онъ богатый, одинокій:
Будешь жить царицей».
— «Не хочу я жить царицей!
Ты меня въ могилу
Опусти тѣмъ полотенцемъ,
Что я къ свадьбѣ шила.
Пусть попы поютъ, а дружки
Плачутъ надо мною:
Легче въ гробъ, чѣмъ повѣнчаться —
Быть его женою!»
Но не слушала старуха:
Дѣлала, что знала;
Дочка видѣла и сохла,
Сохла и молчала.
И пошла она къ колдуньѣ —
Допытаться слова:
Долго ли на этомъ свѣтѣ
Жить ей безъ милого?
Молвитъ: — «Бабушка, голубка,
Цвѣтикъ мой махровый!
Ты скажи, скажи всю правду:
Гдѣ мой чернобровый?
Живъ ли онъ, здоровъ и любитъ,
Аль забылъ, покинулъ?
Я пойду за нимъ повсюду...
Живъ онъ, али сгинулъ?
Молви бабушка, голубка,
Молви, если знаешь!
Выдаетъ меня родная
За сѣдого замужъ.
Полюбить его, голубка,
Сердца не научишь.
Я бъ пошла да утопилась —
Душу, жаль, погубишь.
Если умеръ чернобровый,
Сдѣлай такъ мнѣ, пташка,
Чтобъ домой я не вернулась...
Тяжко сердцу, тяжко!
Тамъ со сватами ждетъ старый...
Укажи жъ мнѣ долю!»
— «Ладно; только будь послушна
И забудь про волю.
Эхъ! сама была я дѣвкой,
Это горе знаю;
Миновало — научилась:
Людямъ помогаю.
Про твою я долю, дочка,
Прошлымъ лѣтомъ знала;
Прошлымъ лѣтомъ я, про случай,
Зелье припасала».
Встала старая и съ полки
Скляницу достала.
— «Вотъ и зелье! Выдь на рѣчку
До зари», сказала:
«Пѣтухи пока не пѣли,
Поспѣши умыться,
Выпей зелья — и все горе
Прахомъ разлетится.
Выпей — и бѣги скорѣе;
Что бъ тамъ ни казалось,
Все бѣги, пока не станешь
Тамъ, гдѣ съ нимъ прощалась.
Отдохнешь… а какъ проглянетъ
Мѣсяцъ изъ-за сада,
Выпей снова; не прійдетъ онъ —
Въ третій выпить надо.
Съ разу — какъ за прошлымъ лѣтомъ —
Будешь ты такою;
Отъ другого — въ чистомъ полѣ
Топнетъ конь ногою...
Если живъ козакъ, то мигомъ
Онъ къ тебѣ прибудетъ...
А отъ третьяго... ахъ, дочка,
Не пытай, что будетъ!
Только помни, не креститься —
Все снесетъ водою...
Ну, иди же — полюбуйся
Прежней красотою!»
Взявши зелье, поклонилась:
«Ну, прощай, бабуся!»
Вышла вонъ: «Идти ли, нѣтъ ли?
Нѣтъ, не ворочуся!»
Вмигъ умылась, напилася —
И повеселѣла;
Вотъ еще, еще — и, словно
Сонная, запѣла:
«Ты плыви, плыви же, лебедь,
«По морю синему!
«Ты рости, рости же, тополь,
«Къ небу голубому!
«Дорости, высокъ и тонокъ,
«Вплоть до самой тучи,
«Свѣдай тамъ — дождусь ли друга,
«Аль загину, ждучи?
«Посмотри, какъ доростешь ты,
«За синее море:
«Тамъ за моремъ моя доля,
«Здѣсь надъ моремъ — горе.
«Тамъ мой милый, чернобровый
«По полю гуляетъ;
«А я плачу, годы трачу,
«Друга поджидаю.
«Разскажи ему ты, сердце,
«Что смѣются люди;
«Ты скажи ему, что сгину,
«Если позабудетъ.
«Мать сама меня хоронитъ —
«Въ землю зарываетъ...
«Безъ меня ее, родную,
«Кто-то приласкаетъ?
«Кто присмотритъ, кто разспроситъ,
«Въ старости поможетъ?
«Мать моя! моя ты доля!
«Боже Ты мой, Боже!
«Посмотри за море, тополь,
«Если нѣтъ — не будетъ —
«Ты заплачь передъ зарею —
«Не видали бъ люди!
«Ты рости, рости же, тополь,
«Къ небу голубому!
«Ты плыви, плывы же, лебедь,
По морю синему!»
И едва замолкла пѣсня —
Чудо совершилось:
Чернобровая казачка
Въ тополь превратилась.
Не вернулася къ родимой,
Въ полѣ друга ждучи;
Доросла — тонка, высока —
Вплоть до самой тучи.
По дубровѣ вѣтеръ вѣетъ,
По полю гуляетъ,
У дороги стройный тополь
Долу нагибаетъ.
Н. Гербель
_______
ПРОТОРИЛА Я ТРОПИНКУ.
Проторила я тропинку
Черезъ яръ,
Черезъ гору, мой сердечный,
На базаръ.
Парнямъ бублики носила
Вечеркомъ;
Продала — и воротилась
Съ пятакомъ.
Я два гроша, охъ, два гроша
Пропила,
На копейку музыканта
Наняла.
Ты сыграй-ка мнѣ на дудкѣ
На своей,
Чтобъ забыла я кручину,
Горе съ ней!
Вотъ какая, мой сердечный,
Дѣвка я.
Сватай — выйду я пожалуй
За тебя!
А. Плещеевъ.
_______
НѢТЪ МНѢ РАДОСТИ, ВЕСЕЛЬЯ…
Нѣтъ мнѣ радости, веселья,
Мать меня ругаетъ,
И къ сосѣдкѣ на бесѣду
На ночь не пускаетъ.
Долго-ль мучиться, терпѣть мнѣ,
Долго ль съ горемъ биться?
Выйдти ль за-мужъ за другого,
Или утопиться?
Охъ, надѣну я сережки,
Въ бусы наряжуся,
Да на ярмарку пойду я —
Другу покажуся.
Я скажу ему: «послушай,
Другъ мой, не сердися:
Если любишь, такъ посватай,
Нѣтъ — такъ откажися!»
Чѣмъ терпѣть мнѣ все попреки
Съ матерью браниться,
Чѣмъ идти мнѣ за другого —
Лучше утопиться...
И. Суриковъ.
_______
БЕЗДОЛЬНЫЙ.
«Горько, тяжко жить на свѣтѣ
Сиротѣ безъ роду:
Негдѣ дѣться, пріютиться —
Хоть съ горы да въ воду.
Утопился бъ горемычный,
Чтобы не томиться;
Утопился бъ... тяжко сердцу,
Негдѣ схорониться.
У иного доля въ полѣ
Колоски сбираетъ;
А моя далеко гдѣ-то
За моремъ гуляетъ.
Кто богатъ, того на свѣтѣ
Люди уважаютъ;
А меня, какъ повстрѣчаютъ,
Словно и не знаютъ.
За богатымъ, тороватымъ
Дѣвки такъ и вьются;
Надо мною, сиротою,
Красныя смѣются.
Аль пришолся не по сердцу,
Какъ съ тобой спознался?
Аль люблю тебя некрѣпко?
Али насмѣялся?
Ты люби, моя голубка,
Какъ умѣешь-знаешь,
Да не смѣйся надо мною,
Ежели вспомянешь.
Я жь пойду бродить по свѣту..
Исхожу чужбину —
Аль найду тебя пригожей,
Аль, какъ листъ, загину»
И пошелъ козакъ, горюя —
Никого не кинулъ;
Думалъ — долю въ чуждомъ полѣ
Сыщетъ — да и сгинулъ.
Умирая, все на солнце
Онъ глядѣлъ, печальный...
Тяжко съ свѣтомъ раздаваться
На чужбинѣ дальней!
Н. Гербель.
_______
ВДОВА.
Воетъ вѣтеръ, злится вьюга,
Снѣгъ кругомъ взметаетъ.
По селу вдова-старуха
Бродитъ — чуть ступаетъ.
Осыпаемая снѣгомъ
Спереди и сзади,
Бродитъ — проситъ горемыка,
Проситъ Христа-ради.
Бродитъ — проситъ со слезами
У тѣхъ у богатыхъ,
Что ея кормильца-сына
Отдали въ солдаты.
А, вѣдь, думала когда-то:
«Вотъ женю сыночка:
Отдыхать подъ старость буду
За невѣсткой-дочкой».
Не сбылось! Пошла старуха
По міру съ сумою
По чужимъ угламъ скитаться
Горькой сиротою.
На добытую копѣйку
Свѣчечку за сына
Богу ставитъ, сама плачетъ —
Плачетъ сиротина.
И. Суриковъ.
_______
* *
*
Шолъ кобзарь въ престольный Кіевъ,
Шолъ — и сѣлъ дорогой.
Съ нимъ вожакъ. Онъ весь обвѣшанъ
Сумками, убогой.
Мальчуганъ прилегъ — и дремлетъ,
Дремлетъ, засыпаетъ;
А кобзарь-слѣпецъ «Ісуса»
Тихо напѣваетъ.
Подаютъ — кто грошъ, кто хлѣба
Край — никто не минетъ:
Всякъ — слѣпому, а молодка —
Та малюткѣ кинетъ.
«И босой-то онъ, и голый!»
Думаетъ молодка:
«Есть краса, да нѣту счастья,
Потому — сиротка!»
Экипажъ, дорогой въ Кіевъ,
Ѣдетъ шестернею.
Въ экипажѣ ѣдетъ баринъ
Съ молодой женою.
Ѣдетъ — вдругъ остановился:
Взвились клубы пыли.
Подбѣжалъ Ивасъ: въ окошко
Крошку поманили.
Бросивъ грошъ, она малюткой
Бѣднымъ занялася.
Баринъ глянулъ — отвернулся:
Онъ узналъ Ивася!
Онъ узналъ собольи брови
И сокольи очи;
Онъ узналъ въ малюткѣ сына,
Да признать — нѣтъ мочи.
— «Какъ зовутъ тебя?» — «Ивасемъ!»
— «Прелесть!» проронила...
Пыль взвилась изъ-подъ дормеза
И малютку скрыла.
Бѣдняки сочли подачку,
Помолились Богу,
Помолились и пустились
Снова въ путь дорогу.
Н. Гербель.
_______
СИРОТКА.
Въ день великій Пасхи дѣти
На дворѣ играли —
И обновками своими
Похваляться стали.
Одному сапожки сшили,
Этому — сорочку,
Этой ленту подарили,
Этимъ — по платочку.
Лишь одна въ кругу ихъ тѣсномъ
Сирота сидѣла
Безъ обновы и уныло
На дѣтей глядѣла.
— «Это все мнѣ батько справилъ!»
— «Мать мнѣ подарила!»
— «Это крестная мнѣ нынче
Къ празднику, купила!»
— «Я обѣдала сегодня
У попа съ гостями!»
Проронила сиротинка,
Поводя глазами.
Н. Гербель.
_______
ВѢТЕРЪ БУЙНЫЙ, ВѢКЪ СЪ ТОБОЮ.
Вѣтеръ буйный, вѣкъ съ тобою
Море въ разговорѣ:
Заиграй съ нимъ, буйный вѣтеръ,
Спроси сине-море.
Море знаетъ, гдѣ играетъ
Милый другъ съ волною;
Море скажетъ, гдѣ онъ ляжетъ
Буйной головою.
Если друга загубило,
Ты взволнуй пучину:
Я пойду искать милова,
Утоплю кручину...
Припаду къ милому другу —
Сердце обомлѣетъ...
Пусть тогда несутъ насъ волны,
Куда вѣтеръ вѣетъ.
Если жъ встрѣтишь мила-друга
За моремъ далеко,
Разспроси ты, какъ живется
Другу одиноко.
Если веселъ — я кручину
Утоплю въ пучину;
Если плачетъ — я заплачу;
Сгибъ — и я загину!
Мчи тогда меня въ чужбину,
Гдѣ лежитъ мой милый:
Стану красной я калиной
Надъ его могилой.
Сиротинѣ на чужбинѣ,
Другу легче станетъ,
Какъ надъ нимъ густыя вѣтви
Милая протянетъ.
Я калиной разрастуся
Надъ его могилой,
Чтобы люди не топтали,
Солнце не палило.
Въ ночь поплачу я, покамѣстъ
Въ небѣ мѣсяцъ свѣтитъ;
Встанетъ солнце — вытру слезы:
Люди не замѣтятъ!
Вѣтерь буйный, вѣкъ съ тобою
Море въ разговорѣ:
Заиграй съ нимъ, буйный вѣтеръ,
Спроси сине-море...
Н. Бергъ.
_______
ПРОХОДЯТЪ ДНИ, ПРОХОДЯТЪ НОЧИ.
Проходятъ дни, проходятъ ночи;
Прошло и лѣто; шелеститъ
Листъ пожелтѣвшій... Гаснутъ очи;
Заснули думы; сердце спитъ.
Заснуло все... Не знаю я —
Живешь ли ты, душа моя?
Безстрастно и гляжу на свѣтъ —
И нѣту слезъ, и смѣха нѣтъ!
И доля гдѣ моя? Судьбою,
Знать, не дано мнѣ никакой...
Но если я благой не стою,
Зачѣмъ не выпало хоть злой?
Не дай, о Боже, какъ во снѣ
Блуждать... остынуть сердцемъ мнѣ!
Гнилой колодой на пути
Лежать меня не попусти!
Но жить мнѣ дай, Творецъ небесный,
О, дай мнѣ сердцемъ, сердцемъ жить!
Чтобъ я хвалилъ твой міръ чудесный,
Чтобъ могъ я ближняго любить!
Страшна неволя — тяжко въ ней...
На волѣ жить — и спать — страшнѣй.
Прожить ужасно безъ слѣда:
И смерть и жизнь — одно тогда.
Л. Плещеевъ.
_______
Могила Т. Шевченко.
Какъ умру — пусть степь родная
Будетъ мнѣ могилой;
Вы меня похороните
На Украйнѣ милой;
Чтобъ поля и Днѣпръ, и берегъ,
Дальнiй и зыбучій,
Были видны, было слышно,
Какъ ревётъ могучій...
Т. Шевченко
Изба въ селѣ Кирилловкѣ, гдѣ родился Тарасъ Григорьевичъ Шевченко
* Опублик. Высоч. маниф. послѣдовало 5 марта 1861 г. Прим. Ред.
** Союзъ національныхъ самоуправленiй (автономій). Прим. Ред.
*** Перебендя – здѣсь собственное имя; но, вмѣстѣ съ тѣмъ, оно выражаетъ и образъ жизни кобзаря, непостоянный невѣрный, бродячiй. Прим. перев.
**** Извѣстная украинская пѣсня, отличающаяся особенно грустнымъ напѣвомъ. Прим. перев.
Загрузить текстъ произведенія въ форматѣ pdf: Загрузить безплатно